Падший Ангел
Сочинитель Сообщений: 663 профиль
Репутация: 45
|
Вот... Дописано ровно на одну треть... Нужна критика, т.к. нужно знать, дописывать ли... На мой взгляд получается ни ахти, но что поделать, если вдохновенье не идет, да еще и эта бессонница...
Динь! Динь! Динь!! Назойливый звон будильника… Пффрр… Пора вставать… Или, по крайней мере, хотя бы сделать вид, что я проснулся… Ммм… До чего же болит голова… Полцарства бы отдал сейчас за бутылку пива… На худой конец минералки… Охх… В комнате тяжелыми столбами повис сигаретный дым, не продохнуть. Сиротливо пристроилась прямо на полу полупустая бутылка чего-то белесо-мутного в окружении несметного полчища пустых жестяных банок, пепельницу на подоконнике облюбовал целый выводок бычков… Вчера был еще один вечер. Еще один бездумный, холодный и темный вечер, под завязку забитый выпивкой, скабрезными шутками, пустой болтовней и пьяным, наглым и безвкусным флиртом. Но как-то повезло, пронесло – проснулся я в кой-то веки один. Я потянулся, лениво сбросив старое одеяло на пол, хмуро взглянул на будильник. Нет, не повезло, ось времен все еще стояла на месте и сейчас, как и полагалось, было восемь часов утра. Оставался только час, короткий и суматошный час. Всего час, чтобы окончательно проснуться, прибраться, привести себя в более или менее потребное состояние, одеться и идти на работу. Откровенно говоря, не хотелось. Хотелось поваляться еще в постеле, поспать часик-другой, посидеть и спокойно покурить, в конце концов. Но стремительно пустеющий холодильник и обещанный скорый отпуск все же перевешивали на весах моего суждения банальную лень. И вот, всеми силами пытаясь унять резкую головную боль, ругая на чем свет стоит все спиртное в мирах и всею душою проклиная своего шефа, я поднялся и побрел в ванную…
- А, привет! Ну что, опять вчера надрался? – подмигнул мне пожилой мужчина в элегантном черном костюме и совершенно дикой широкополой шляпе, скрывавшей, как я не так давно узнал, шикарную лысину. Да, что-что, а вот выбирать в сотрудники странные личности отдел кадров умел просто шикарно. - Угу… Алмаз у себя? – я не дожидался ответа, спросил скорее по привычке. Привратник, впрочем, и не посчитал для себя нужным отвечать на мой вопрос. Хотелось, конечно, задержаться на пару минут и отчитать нерадивого работника за наплевательское отношение к своим обязанностям и за фамильярность, но упрямо гудящая голова заставила меня сказать этой идее сайонаро и, пробубнив нечто нечленораздельное, я весьма неуклюже протолкнулся к кабинету моего непосредственного начальника. Времени стучать в дверь не было – по крайней мере именно так я собирался оправдываться перед Алмазом, если ему вдруг вздумается опять начать зудеть по поводу моих дурных манер. - Утро до-оброе, Алмаз-сама, – с порога бросил я, тут же принявшись взглядом отыскивать посадочную площадку для своих одеревеневших конечностей. Впрочем, Алмазу, как я понял спустя мгновение, было не до пожеланий доброго утра и светских бесед о моих манерах и вреде алкоголя для здоровья. Начальник ДСМ, одно из первых лиц всего Даосса, уступавший по значимости разве что Голосу и Матери, представительный мужчина, одетый всегда безупречно элегантно и строго, и для всего Абсолюта являвший собою идеал выдержки, хороших манер и успеха, сейчас пребывал в самом настоящем и банальном состоянии похмелья. Конечно, постороннему наблюдателю поза риленского мученика, запрокинувшего голову и отчаянно распростершего руки, и серо-землистый цвет лица уважаемого руководителя ДСМ мог дать почву для размышлений о состоянии здоровья господина Алмаза, но кому-кому, а мне-то, старому и прожженному любителю крепкой выпивки, положение шефа было понятно на все сто. - Ууу… - протянул я, двинувшись к столу босса. Впрочем, вот тут меня мой начальник просто добил. Увидеть Алмаза в таком состоянии и без того было куда как серьезным поводом для удивления, но, когда я приблизился, моим глазам предстало еще более странное зрелище – в левой руке моего шефа грустно дымился полуистлевший окурок. Пьяный и курящий Алмаз – многие в Даоссе заплатили бы чертову кучу денег за такое зрелище. Впрочем, Замысел даровал подобную роскошь только мне, а меня курьезы личной жизни руководителя ДСМ интересовали меньше всего в жизни. Куда важнее для меня сейчас был мой законный отпуск, о котором я как раз сегодня собирался поговорить с шефом. Однако, судя по всему, разговор придется отложить, а вместе с ним и мои планы… Я вздохнул, тяжело покачав головой. Что ж теперь поделать, раз и на праведного Алмаза в кой то веки нашла тяга к спиртному… Я пододвинул к столу еще одно мягкое бархатное кресло и плюхнулся в него, забросив ногу на ногу. - Эх, Алмаз-Алмаз… - пробормотал я, выудив из кармана своей изрядно помятой рубашки сигарету. Краем глаз взглянув еще раз на начальника, я подумал, не попытаться ли привести его в чувство, но еще как свежи были утренние ощущения и, руководствуясь одним лишь пьющим людям понятным милосердием, я решил оставить Алмаза в покое еще, по крайней, мере на несколько часов. Медленно и лениво потекли минуты, хрустальная пепельница на тяжелом столе черного дуба потихоньку стала наполняться окурками, а серые клубы дыма в воздухе принялись выстраиваться в замысловатые узоры…
По выгоревшим улицам пустынного города устало брели четверо. На каждом шагу им попадались новые трупы, искореженные обломки машин, сломанные фонарные столбы, обожженные здания с выбитыми стеклами и снова изувеченные тела, застывшие в неестественных, ломаных позах – немые свидетели той бойни, что шла здесь всего лишь несколько часов назад. Кровь быстро высыхала под лучами нещадно палившего солнца, а в воздухе повис тяжелый, едкий запах гари. - Дьявол… Так много мертвых… - пробормотала самая молодая из четверки – девушка лет 19, маленькая и хрупкая с коротко остриженными темными волосами и большими, мягкими глазами цвета топленого шоколада. Она казалась чужой здесь, среди этой разрухи и запустения она была маленьким маячком жизни, яркой, светлой и удивительно чистой. Но как бы женственно и миниатюрно она выглядела, на поясе ее старомодного коричневого кафтана все же виднелась кобура под пистолет, а на левом бедре висели простые старые ножны для меча. Второй из компании – жилистый, поджарый мужчина лет 45-50 с длинными белыми волосами – только хмыкнул и пожал плечами, ленивым кивком указав девушке на очередную груду тел. Она вздрогнула, мотнула головой и глубоко вздохнула – видно было, что подобное она видит не впервые, но в отличие от своих спутников так и не привыкла к картинам смерти и страданий. Внезапно маленький отряд замер – высокий и стройный парень, шедший чуть впереди поднял кверху правую руку и едва слышно прошептал: - 59 к Вайль, 13 на Фитцус и 32,78 на Оррек. Эта короткая фраза, случайному слушателю показалась бы лишь простой ахинеей, но трое шедших следом за юношей внезапно подобрались, напряглись и ощетинились целым веером лезвий и стволов. Беловолосый быстро обнажил до того висевшие за спиною парные клинки, девушка выхватила свой пистолет и короткий, причудливо изогнутый меч, в руках третьего – долговязого мужчины, с ног до головы закутанного в черные одежды – сверкнули на ярком полуденном солнце ножи, здорово смахивавшие на мясницкие тесаки. И лишь четвертый, тот по чьему знаку и достали оружие его компаньоны, словно забыл о своем же собственном предупрежденье, хотя и блестели на солнце закрепленные у него за спиною изящные парные катаны... Он стоял, гордо расправив плечи, высоко подняв подбородок и пустым, бессмысленным взглядом уставившись вдаль. Он был красив, хотя, что-то странное и было во взгляде этих отрешенных, словно невидящих, темно-синих глаз. Легкий ветерок трепал его густые, растрепанные иссиня-черные волосы, а на бледном лице застыла легкая, задумчивая улыбка. Никто бы не сказал, сколько длилась эта внезапная, тяжелая и почти физически давящая тишина, сколько секунд, минут, а может и часов беловолосый острыми серыми глазами вглядывался в лезвия своих клинков, сколько раз успел долговязый неприятным, хрипловатым голосом пробормотать ничего не значившие, пустые проклятья, как долго вглядывался в неведомую даль обгоревших кирпичных стен все еще безоружный юноша и сколько раз украдкой бросала восторженный взор на него хрупкая девушка с оружием в тоненьких руках. Тишина оборвалась внезапно, как это всегда и бывает, в тот момент, когда ждать чего-то неизвестного уже надоело, а отменять тревогу еще кажется рано. Все началось с выстрела. Одного лишь сухого, поразительно громкого среди этого царства тишины хлопка. Девушка с шоколадными глазами выстрелила, положив начало дьявольскому танцу, в который и сама оказалась вовлечена спустя считанные мгновения. Пустынная улица затихшего города вмиг превратилась в арену кровавой схватки, загудел воздух, нещадно вспарываемый взмахами клинков, раздались первые стоны, крики и тихие, предсмертные хрипы, засверкала, отражая лучи солнца, сталь мечей. Прошло лишь несколько секунд, а на щедро политом кровью асфальте уже лежали пятеро существ, чье сходство с человеком оканчивалось лишь на очертаниях фигур – мощные, гибкие тела, закованные в матовые, темно-серые панцири, длинные лапы, оканчивающиеся изогнутыми черными когтями размером с добрый кинжал, массивные, втянутые в плечи головы, украшенные острыми бараньими рогами, темные нетопыриные крылья за спинами и глаза… Алые, с черными бусинками зрачков, тускло мерцающие из-под тяжелых век. Голодные, полные злобы и ярости глаза. Взгляд не человеческий – слишком много гнева и хищного, дикого голода – глаза не человека, но и не зверя… Небо темнело от силуэтов десятков тварей, закрывавших своими крыльями солнце, их низкий, утробный рык, в момент агонии переходивший в стон, до боли напоминавший человеческий, заглушал звон мечей и грохот выстрелов. Троица отчаянно билась, отражая натиск обезумевшей от жажды крови орды. И лишь одна фигура стояла ровно, спокойно, не двигаясь с места, словно и не кипел вокруг яростная бой, словно не проносилась каждое мгновение в считанных дюймах от сердца смерть. Хаос битвы неистовствовал вокруг, но он стоял, словно скала среди бушующих волн и толпы монстров лишь обходили его, словно встретив на своем пути непреодолимую преграду. А он лишь стоял, все так же глядя куда-то вдаль, и все так же задумчиво улыбался… Острые, словно бритвы, когти мелькнули в дюйме от ее лица, когда она резко отшатнулась назад. Даже не успев как следует сообразить, что делает, она заученным, точным движением вонзила свой клинок в шею чудовища, резко провернула его и тем же зазубренным, четко отработанным движением выдернула его обратно. Фонтан темной, густой крови брызнул из раны, обдав ее едкой вонью, напоминавшей запах гнилой рыбы. Она не медлила ни секунды – в таких схватках и доля мгновения зачастую может спасти или напротив погубить – резко развернулась ровно на 180 градусов и навскидку, не целясь, прострелила лоб еще одному монстру. Прыжком оказалась перед следующим, рубанула бесхитростно, простым, но оттого еще более страшным прямым вертикальным ударом. Рассекла череп, сильным рывком выдернула из головы чудовища свой меч и, на короткое мгновение, не заметив поблизости ни одного врага, рискнула осмотреться. Беловолосый держался молодцом, впрочем, меньшего она от легендарного Кристалла и не ожидала – его клинки с невероятной, неуловимой для глаз скоростью вспарывали воздух и каждый раз, когда очередная серебристая дуга вспыхивала в ярком солнечном свете, на землю падала очередная бестия. А он все рубил и рубил, выписывая невероятные пируэты, изгибаясь и прыгая, будто настоящий танцор, он продолжал кружиться среди толпы тварей, оставляя лишь горы трупов да тонкий шлейф в воздухе из темной крови за своими мечами. Долговязый же напротив, встал, словно вкопанный, и ни на миг не сдвигался с места. Впрочем, работы у его тесаков от того меньше не становилось – тварей словно так и манила к себе одинокая фигура, закутанная в черные одеяния, вокруг которой успела вырасти порядочная груда из трупов их сородичей. Вот очередное чудище спикировало на бойца, расставив обезьяньи лапы, словно силясь заключить воина в свои последние, холодные объятья. Коротко сверкнули, рассекая воздух, тяжелые тесаки – тварь вмиг осталась без передних конечностей, а следом сильный пинок окованным сапогом отшвырнул ее, истекающую кровью, назад. Она улыбнулась краем губ, видя, как четко работают ее спутники. Та грация, мощь и сверхчеловеческая эффективность, с которой они убивали – она не могла так, просто не умела. Глядя на них, становилось немного завидно и вместе с тем, ее успокаивало осознание их силы, ощущение их непобедимости… Тяжелый удар сбил ее с ног, повалил на почерневшую от крови мостовую. Через короткое мгновение к этой крови примешалась и ее собственная… - Рубииин!! – этот вопль вырвал юношу из его сладкого, упоительного транса – он резко переключился на зрение своих глаз – закружилась голова, непривычная тяжесть разливалась по всему телу, подкашивались ноги… - Кристалл… - пробормотал он, опершись рукою о стену, спокойно, полностью озадачившись лишь своим самочувствием, так, словно и не видел того, что творилось вокруг, словно не слышал неистовствовавшей рядом какофонии криков, лязга, грохота, рева, стонов и проклятий. - Рубин… - словно откуда-то издали донеслось до него из-за завесы нараставшего в голове гула. Имя, его имя… Этот резкий, сильный толчок словно внезапно встряхнул все его органы чувств, словно осознание своего имени, а вместе с ним и личности, вдруг вернули его в реальность. А реальность была совсем уж не радужной… Прижатый спиною к стене покосившегося дома и окруженный чудовищами со всех сторон, Кристалл продолжал яростно отбиваться от тянущихся к нему отовсюду когтистых лап. Лоб его пересек свежий рубец, яркая, удивительно светлая кровь заливала его сморщившееся от боли лицо… Оникс был в еще худшей ситуации – левая рука его болталась словно плеть, одежда висела лохмотьями, кровь струилась из многочисленных ран на теле, правая нога подгибалась, а из оружия Рубин при нем заметил лишь старый короткий кинжал с обоюдоострым лезвием. Но… Его взгляд еще раз метнулся по полю боя, силясь отыскать хрупкую фигурку в вычурном старинном кафтане – тщетно – все, что он видел перед собою, это горы трупов чудовищ и еще целая орда их живых сородичей да измотанных, но продолжающих неравный бой Кристалла и Оникса. - Рубин! – еще раз крикнул Кристалл, его сильный, громкий голос перекрыл шум битвы, но тут же оборвался проклятьем и стоном боли. Юноша вмиг развернулся к беловолосому – тот выронил один из своих клинков и свободной рукой держался за располосованный бок. - Яшма! Спасай! – только и успел заорать Кристалл, махнув клинком куда-то в сторону, когда очередная тварь, забравшись на крышу дома, спиной к которому прижался беловолосый, метнулась вниз, придавив своим весом бойца. Мир изменился, вдруг поплыл перед глазами, сделавшись сперва неясным, размытым, но внезапно, в момент, словно раскрылся наконец перед его взором, будто всегда только и ждал что кто-то рискнет наконец, заглянет, захочет увидеть те сокровенные тайны, что берегло мироздание для глаз храбреца. Грани, очертания, они преломлялись, раздвигались в стороны, открывая все новые и новые цвета, контуры и формы… Его глаза в сотую долю секунды отыскали ее среди картины побоища. И он ринулся туда. Метнулся вперед, щелкнув пальцами левой руки – в тот же миг все твари, что до этого дикой сворой носились по полю боя внезапно развернули свои уродливые морды, напоминавшие крокодильи, к нему, словно впервые увидев его, словно учуяв в нем и только в нем то, к чему так яростно и отчаянно рвались… Он на бегу пригнулся, руки его метнулись к поясу, до этого надежно скрытому от посторонних взглядов наглухо запахнутым черным плащом. Он не выхватил клинки, подобно своим товарищам. Когда на его пути встали первые бестии, ринувшиеся на него всем скопом, в руках его внезапно оказались черные револьверы. Он прыгнул, прыгнул выше, чем мог даже представить себе любой человек, выше, чем позволяли любые мускулы. Взмыл в воздух и начал стрелять. В его руках были револьверы с барабаном на шесть зарядов. Еще в воздухе он отбросил их в стороны и, перевернувшись через голову, приземлился за спинами бросившихся на него тварей. Он упал красиво, так как падают тогда, когда каждый дюйм прыжка рассчитан и отточен годами тренировок – на одно колено, широко расставив руки, в которых уже сверкали парные классические катаны средневековых самураев. Они бросились на него мгновенно, все сразу, словно пытаясь одним лишь весом своим придавить к земле гибкую фигуру, которая вмиг окружила себя сверкающим вихрем лезвий. Он дрался молча, отчаянно, до боли стиснув зубы и прищурив глаза. Катаны порхали в его руках так, словно и не весили вовсе ничего – их безупречно отточенные лезвия вгрызались в тела чудовищ, с каждым новым взмахом пожиная свой кровавый урожай жизней. Он лишь на каких-то несколько секунд задержался на месте, но у его ног уже успела вырасти очередная груда мертвых тел дьявольских бестий. Но вот прошло неуловимо короткое, короткое, как жизнь тварей, что бросались на одинокого мечника, короткое, как точные, резкие взмахи его клинков, короткое, как предсмертные хрипы врагов, мгновение. Юноша закружился вокруг своей оси, широко расставив руки – вокруг тотчас же образовалось пространство, заполненное лишь телами убитых врагов да каплями их крови, не успевшими еще упасть на потемневший асфальт. Мгновение и на метры вокруг не осталось ни единого противника. Он успел еще коротко вдохнуть и выдохнуть, выравнивая начинавшее сбиваться дыхание, а затем вновь пригнулся, втянул голову в плечи и побежал. Он мчался словно бешеный, летел, не разбирая дороги, не поднимая головы – он просто убегал. Бег его со стороны выглядел довольно странно – он двигался, подобно японскому или китайскому воину древности – касаясь земли лишь носками легких кожаных сапог, быстро перебирая ногами. Он бежал, а за ним, словно гончие, взявшие теплый след затравленной лисы, мчались, летели и скакали десятки порождений ночных кошмаров… Кристалл с трудом приподнял голову, поморщился, чувствуя, как рот наполнился чем-то соленым и теплым. - Оникс… - едва слышно прохрипел он и тут же ощутил, как обжег легкие воздух, пропитанный едким, зловонным запахом крови их чудовищных врагов. Закашлялся, выплюнул на свой изорванный пиджак сгусток темно-бордовой, густой жидкости. - Хрр… - ответил ему невнятный вздох, раздавшийся где-то совсем близко. - Где… Рубин и Яшма? – он снова закашлялся, ощутил резкую, острую боль где-то в боку – левой рукой потянулся и нащупал страшную, наверняка смертельную рану – он слишком давно глядел в глаза смерти, чтобы не знать, от каких ранений можно оправиться, а какие приносят с собою неминуемый конец. Но ему было все равно, он не боялся – это удивило беловолосого. Он был еще не стар и любил жизнь, и никогда не позволял себе усомниться во взаимности этих чувств. Все у него складывалось просто прекрасно – престижная должность, отличная семья, радужные перспективы на будущее… И вот. Так просто. От когтей какой-то полуразумной, хищной злобной твари, в самом центре Нигде-и-Никогда… И что угнетало Кристалла больше всего, так это его ужасное, необъяснимое равнодушие к собственной судьбе. Он снова закашлял, на мгновение захлебнулся обильным потоком горькой крови. В глазах медленно, но верно начинало темнеть, постепенно, неспешно расплывались, подергивались призрачною дымкой очертания мира вокруг – мира, в котором уж никак не хотелось окончить свою блистательную, полную побед и славы жизнь. Вдалеке, где-то, наверное, за сотни миль отсюда, кто-то тихонько, словно боясь быть услышанным, напевал старую, забытую им в далекие, бесследно пропавшие времена мелодию…. Видишь ты белую, тихую даль, След твой растаял в тумане миров, Путь твой окончен – им всем очень жаль Будешь порхать ты теперь в мире снов. Слезы и горьких прощаний слова, Жаркий костер погребальный, Тихо склонилась бедняжка-вдова, Глядя на лик твой печальный… Ему не хотелось уходить. Все-таки не хотелось – это он осознал, внезапно четко и ясно, словно слова этой старой, забытой песни вдруг заставили его наконец понять, что это все не сон, не наважденье или морок, а жестокая, бескомпромиссная и упрямая реальность. Волною накатила холодная, едкая ярость – он до боли сжал кулаки, так, что ногти впились в ладони и до крови закусил губу. Хотелось подняться, стряхнуть с себя этой мерзкое, липкое оцепенение, вновь почувствовать силу и жизнь в натренированных мускулах, ясными, острыми глазами взглянуть на небо. Но все же, как бы сильна ни была воля беловолосого, но извечный спутник смерти – бессилье, одолевало Кристалла. Он еще раз стиснул кулаки и до предела напряг все мускулы, пытаясь хотя бы на короткий миг приподняться, оторвать тело от земли. В глазах темнело, тяжелый, жгучий холод разливался по венам и артериям, а музыку звучала все громче и громче… Он брел по пустынной улице, вяло волоча за собою покрытые толстым слоем грязи и крови мечи. Его шелковистые волосы спутались и растрепались, темные глаза воспаленно покраснели и теперь буквально полыхали на бледном, изможденном лице. Его высокие сапоги оставляли за собою кровавый след, полы потрепанного, местами разорвавшегося плаща, трепал легкий ветер душных, горячих улиц. Он шел вдоль дороги, устало покачиваясь на ходу. Он шел, оставив за собою четыре десятка мертвых врагов… - Яшма… Вставай… - где-то далеко, на самой границе сознания звенели серебряные бубенцы… Бренчали колокольчики в старинной, вычурной упряжке… Черные кони по белому снегу, черные глаза на бледном лице, черные вороны в укрытом облаками небе, черная кровь на серебристом лезвии сабли… Бренчали бубенцы… звенели колокольчики на упряжке коней… Тихо пел молодой менестрель, укутавшись в теплую овечью шубу… По замерзшим полям, моя королева, Увезу я тебя, в царство снегов, Ты забудешь о боли, печали и гневе, Ты полюбишь царство мороза и льдов… Красивый, чистый, звонкий голос и мягко бренчат серебряные бубенцы… Теплый горностаевый воротник, мягко бегут украшенные причудливой резьбою сани… Морозное утро… Глубокие глаза молодого певца, его высокий, красивый голос… Мягкое прикосновение теплой ладони к замерзшей щеке… Звон. Звон колокольчиков. Звон бубенчиков. Звонкий голос менестреля. Звон. Звон стали. Крики и свист, черные кони на белом снегу, гуденье морозного воздуха, вспоротого взмахами клинков… Руки… Грубые, грязные, чужие… И снова крик, чей-то звонкий, чистый голос, чьи-то мольбы… Свист… Красное на белом… Звон колокольчиков… Боль… Звон бубенцов… - Яшма! Яшма! – голос… чей-то красивый, мягкий голос… Она открыла глаза, непонимающим взглядом уставилась на склонившееся над нею бледное лицо с большими горящими глазами. А в глубине этих удивительных очей-звезд – тепло - мягкое, тихое и нежное. - Яшма… - прошептал он, отстранившись. Вздохнул, прикрыв глаза. Губы дрогнули в легком подобии улыбки. - Рубин… - она попыталась приподняться, оперлась на локти. Закружилась голова, резкая боль ударила куда-то в бок… - Ахх… - она застонала тихо, едва слышно, тут же закусив губу, но он услышал. Вновь склонился над ней, внимательно заглянул в ее глаза своими – удивительными, так похожими на две громадных, темных звезды. Но теперь в них ни намека на прежнее тепло, теперь в них – только беспокойство и интерес – чисто профессиональные, развитые годами подготовки. Его тонкие, чуткие пальцы пробежались по ее телу. Странное ощущение – щекотно и отчего-то удивительно, неестественно холодно, словно каждое его прикосновение несло с собою некий призрачный, необъяснимый отпечаток забвения, мертвого, могильного хлада… Она вздрогнула, когда его пальцы весьма ощутимо надавили на источник боли – сломанное ребро – четвертое сверху, левое – и отогнала от себя эти странные мысли. Что удивительного – у него обмен веществ и кровообращение замедлены в несколько раз – конечно у него будут холодные руки, да и, кроме того, не стоит забывать и о функциях гормонов – он привлекательный молодой человек, и вполне естественно, что ее тело откликается на прикосновения его рук. - Идти сможешь? – он поднялся, разминая затекшую шею. Голос, как всегда, холодный, отстраненный, словно доносящийся из-за глухой завесы… Она еще какое-то время просто лежала, полуприкрыв глаза и прислушивалась к своему телу. - Да… - наконец глухо, немного хрипловато ответила. - Хорошо. Через две минуты выходим, – бросил он, отвернулся и быстрым, ровным шагом двинулся к одной особо впечатляющей груде трупов.
|